Статьи

Характеристика государственного строя России в XVIII веке

С 1861 года Россия впервые представила тот тип бюрократического «полицейского государства», который господствовал в доконституционной Европе XVIII века. Но так как европейская эволюция этого абсолютистского типа уже у всех была перед глазами, то естественно являлось убеждение, что это и у нас только переходный период к «конституции».

Толки об «увенчании» реформ сводились у нас исключительно к требованиям парламентарным. «Увенчанием» казалось только ограничение царской власти народным представительством. Эти требования, естественно, отвергались свыше.

Но помимо их никто, кроме славянофилов, не видел способов связи Верховной власти с нацией, и пустота между ними оставалась незаполненной. Что же творило государство новейшего периода?

Славянофильские идеи указывали на необходимость местного самоуправления. Это совершенно основательное требование, значащееся и в «западнических» теориях, было принято в известной степени в соображение, но совершенно неудачно, ибо действительного самоуправления невозможно установить, не ограничив власти бюрократии, а этого бюрократия не допускала . Западнические требования указывали с особенной настойчивостью на права личности, а общее историческое направление империи указывало распространение народного просвещения. В различном осуществлении этих задач и пошло особенно усердно творчество новейшего периода, но создателем всего явилась бюрократия. Она работала за русскую нацию.

Естественно, что при этом задача организации самоуправления не только не была достигнута, но, в общем заглушена. Все же остальное и не могло быть достигнуто бюрократическим путем, ибо возможность личных прав и просвещения теснейше связана с социальной самостоятельностью народа. Права личности в анархически расстроенном обществе есть мечта. Личность вне общества может, получая права, становиться только революционной силой. Просвещение вне связи с воздействием общества есть также химера. Между тем творчество нового периода допускало только некоторую свободу личности, ее самостоятельность, но о самостоятельности общественных слоев даже и не помышляло . В действительности свободной личности без самостоятельного общества не может быть, и такая свобода даже не удовлетворяет личности. Новый же период этого совершенно не сознавал. Он допускал, например, личную свободы веры, но ни в каком случае не свободу церкви, тогда как для верующего человека свобода его церкви важнее всякой личной свободы. Новый период допускал содействие общественных сил в виде, например, «печатного слова». Но это нередко лишь отрезало власть от народа, потому что печатное слово выражает мнение вовсе не народа, а лишь того слоя, который имеет материальные средства и умение пользоваться расширенной свободой печати. Судить о мнениях народа по голосу печати – это значит сделать интеллигенцию представительницей всего народа и отдать мысль правительства во власть стремлений интеллигенции. На той же почве возникло огромное влияние разных заезжих иностранцев, обзаведшихся журналами, или евреев, или, наконец, просто спекулянтов, ни с какими слоями народа ничего общего не имеющих...

Вместо того, чтобы прямо и непосредственно слышать мнение общества и народа, мы прибегали к фонографу печати, который заряжался пьесами ни чуть не по выбору народа. Известно огромное участие и самой бюрократии в этом якобы «отзвуке общественного мнения». Таким образом, во всем прямая связь государства с народом отстранялась, и государственное строение с 1861 года в общем характеризовалось тем, что из года в год, почти без моментов передышки бюрократия развивала все большую централизацию и вмешательство чиновничьей власти решительно во все, чем только живет нация. Область ведения управительных учреждений беспрерывно расширяется. Контроль частных граждан и общественных учреждений за действием бюрократических учреждений постоянно суживается. Контроль бюрократии за каждым малейшим действием личности и общественных слоев непрерывно растет.

Эта беспрерывно и бесконечно возрастающая административно бюрократическая опека, превзошедшая все примеры, бывшие дотоле, приводит общественные силы к расслаблению. Они почти отрицаются, если не в теории, то на факте. Все за всех должен делать чиновник и подлежащая власть. Таким путем правительственные учреждения разрастаются более и более. Силы национальные не только не развивают и не укрепляют своей организованности, но постоянно расслабляются бесконечной опекой, указкой, воспрещением и приказом.

Нация приучается все меньше делать что-либо собственными силами и удовлетворения всякой своей потребности ждет от «начальства». Это истинное политическое развращение взрослых людей, превращаемых в детей, сопровождается отсутствием возможности их контроля за действиями опекателей – чиновников, порождая в общественном мнении вместо разумного обсуждения действий администрации царство сплетни, в которой уже и разумному человеку невозможно отличить фантастических или злостных выдумок от действительных злоупотреблений.

Само собой, что так воспитываемая нация не может не терять постепенно политического смысла и должна превращаться все более в «толпу». В толпе же непременно возобладают демократические понятия о верховенстве. Не только более высокий этический принцип заглушается у политически приниженного народа, но даже аристократическое доверие к силе лучших исчезает, ибо их уже не видно: толпа сера и однообразна, в ней нет ни худших, ни лучших, есть только численность - большинство и меньшинство. Вот какие чувства и настроения воспитываются бюрократией и ее централизацией. Ее действо было вполне солидарно с тенденциями революционной интеллигенции.