Люди и наука

Иван Павлов

За свою научную деятельность русский учёный Иван Павлов был награждён физиологами всех стран почётным титулом «старейшина физиологов мира». Ни до него, ни после ни один биолог не удостаивался такой чести.

Родился Иван Петрович Павлов 26 сентября 1849 г. в семье рязанского священника. Отец привил ему любовь к работе в саду, которую Павлов сохранил на всю жизнь. Именно регулярной работой в саду он позднее объяснял своё долголетие.

Отец мечтал о том, чтобы сын, как и он, стал священником. Поначалу судьба Ивана Павлова так и складывалась: он стая учиться в духовной семинарии. Но юношу увлекли естественные науки, и, оставив семинарию, он поступил в Петербургский университет.

Большое влияние на студентов тогда оказывали книги Ивана Сеченова «Рефлексы головного мозга» и Джорджа Льюиса «Физиология обыденной жизни». Увлёкшись физиологией, Павлов посвятил этой науке всю свою жизнь.

За исследования в области физиологии он ещё студентом дважды был награждён золотой медалью: первый раз в университете, а второй — в Военно-Медицинской академии.

ИЗУЧЕНИЕ ПИЩЕВАРЕНИЯ.

В 90-е гг. XIX в. Павлов поставил ряд опытов по изучению пищеварения, ставших классическими. Методы исследования, предложенные им, были новаторскими.

Павлов выводил наружу протоки пищеварительных желёз подопытных животных, делая постоянные фистулы (свищи), т. е. каналы из внутренних органов наружу. Через них наружу капали чистые желудочный сок или сок поджелудочной железы, слюна.

Большую известность получили опыты Павлова по мнимому кормлению. При этом пищевод у собаки перерезали и оба конца выводили наружу. Чтобы накормить такую собаку, ей надо было вводить пищу прямо в пищевод. Проглоченная ею пища не попадала в желудок, а через фистулу выпадала наружу. Но при этом в пустом желудке при жевании и глотании активно выделялся желудочный сок. Тем самым было доказано, что выделение желудочного сока регулируется нервной системой.

Павлов хотел выяснить, как изменяется состав желудочного сока во время переваривания пищи. Казалось бы, это невозможно: ведь тогда сок уже перемешан с пищей. Но Павлов провёл сложную операцию и создал у собаки второй, маленький желудок (получивший название «павловский желудочек»). Пища в него не попадала, но сок он выделял точно такой же, как и основной желудок. Его можно было исследовать.

Комитет по Нобелевским премиям заинтересовался работами Павлова. Чтобы ознакомиться с ними, в Петербург выехала комиссия Нобелевского комитета.

В лаборатории Павлова членам комиссии продемонстрировали разнообразные фистулы, мнимое кормление, «павловский желудочек» и т. д. Всё увиденное произвело на них огромное впечатление, и члены комиссии оценили результаты опытов Павлова как открытия мирового значения. В 1904 г. учёному была вручена Нобелевская премия, а тремя годами позже он был избран в Академию наук России.

УЧЕНИЕ О ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.

Строго научно Павлов подошёл к тому, что прежде считалось заповедным и непознаваемым. В одном из выступлений он заметил, что «мозг, который создал естествознание, сам становится объектом этого естествознания».

Учение о высшей нервной деятельности стало делом всей жизни Павлова. К изучению высшей нервной деятельности Павлов пришёл от своих опытов по пищеварению. Когда подопытной собаке давали пищу, из фистулы в слюнной железе начинала капать слюна. Павлов обратил внимание на то, что слюна из фистулы начинала капать у собаки, как только она слышала шаги человека, приносящего ей в определённое время пищу.

Значит, у собаки в коре головного мозга закрепилась связь между звуком шагов и получением еды. Такую реакцию у собаки можно было вырабатывать не только на звук шагов, но и на звон колокольчика, свет, тепло, холод и т. д.

Ответы организма на внешние воздействия — рефлексы — Павлов разделил на врождённые(безусловные) и приобретённые в течение жизни (условные). Поиски пищи, защита от врагов, даже такие сложные действия, как строительство плотин у бобров, — безусловные рефлексы, присущие животным от рождения. А, например, выполнение собакой команд хозяина относится к рефлексам условным, созданным дрессировкой.

Павлов изучал, как возникают и угасают (тормозятся) условные рефлексы. Торможение может быть внешним. Например, можно приучить собаку к кормлению по звонку, а затем сопроводить звонок непривычным для неё громким шумом. Тогда условный рефлекс на звонок не проявится. Именно поэтому для опытов с условными рефлексами в институте, где работал Павлов, было выстроено особое здание — «Башня молчания» со стенами, не пропускающими звук.

Торможение может быть и внутренним. Организм просто не способен отвечать на каждый внешний раздражитель. Он выделяет среди них главные, а остальные «не замечает».

Павлов говорил, что именно внутреннее торможение лежит в основе всей культуры поведения. Разумное поведение требует торможения необдуманных поступков, вредных привычек.

Павлов выделил у человека и животных две сигнальные системы. Человек, как и животные, воспринимает прямое воздействие, сигналы внешней среды. Это — первая сигнальная система.

Но в отличие от животных у человека есть и вторая сигнальная система — речевая. Слова, по мнению Павлова, — это как бы сигналы сигналов.

Хотя, шутливо замечал учёный, если вторая сигнальная система отрывается от первой, то «вы оказываетесь пустословом, болтуном и не найдёте себе места в жизни».

Свою основную монографию о высшей нервной деятельности академик Павлов назвал плодом «непрерывного 25-летнего думания». Решить поставленную задачу можно, говорил он, только просыпаясь и ложась спать с мыслью о ней.

В августе 1935 г. в Ленинграде состоялся Всемирный конгресс физиологов. Его президентом был избран академик Павлов. Делегаты конгресса присвоили ему почётное звание «princeps physiologorum mundi» — по-латыни «старейшина физиологов мира». Это был настоящий научный триумф Павлова, венец его деятельности.

ОБЩЕСТВЕННАЯ ПОЗИЦИЯ УЧЁНОГО.

Академик Павлов приветствовал Февральскую революцию 1917 г. В апреле того же года он писал: «За Великой французской революцией числится и великий грех — казнить гениального Лавуазье и заявить ему, просящему об отсрочке для окончания каких-то важных химических опытов, что «республика не нуждается в учёных и их опытах». Но протекшее столетие произвело решительный переворот и в этом отношении в человеческих умах, и теперь нельзя бояться такой демократии, которая позабыла бы вечно царственную роль науки в человеческой жизни».

К октябрьскому перевороту 1917 г. и установлению советской власти Павлов отнёсся резко отрицательно. Ему приписывают известные слова о том, что если то, что делают большевики со страной, — эксперимент, то он для такого эксперимента пожалел бы и собаку. Как писал позднее академик Пётр Капица, Павлов «без стеснения, в самых резких выражениях критиковал и даже ругал руководство, крестился у каждой церкви, носил царские ордена, на которые до революции не обращал внимания».

Сам Павлов писал: «В первые годы революции многие из почтенных профессоров лицемерно клялись в преданности и верности новому большевистскому режиму. Мне было тошно это видеть и слышать, так как я не верил в их искренность. Я тогда написал Ленину: "Я не социалист и не верю в Ваш опасный социальный эксперимент"».

Ответ главы Совнаркома был неожиданным: он распорядился обеспечить Павлову все условия для научной работы, организовать (в голодном Петрограде!) питание подопытных собак. Совнарком принял по этому поводу особое постановление.

Рассказывают, что академик Алексей Крылов, встретив как-то Павлова на улице, даже шутливо попросил «взять его к себе в собаки». Павлов отвечал: «Вы умный человек, а такие глупости говорите».

Академик Павлов считал своим долгом заступаться за несправедливо арестованных или осуждённых людей. Иногда его заступничество спасало людям жизнь.

Резко критические обращения академика Павлова к властям представляют собой одни из самых замечательных документов эпохи. 21 декабря 1934 г., через 3 недели после убийства Кирова и начала новой волны репрессий, 85-летний учёный направляет в правительство обращение, в котором пишет:

«Революция застала меня почти в 70 лет. А в меня засело как-то твёрдое убеждение, что срок дельной человеческой жизни именно 70 лет. И поэтому я смело и открыто критиковал революцию. Я говорил себе: «Чёрт с ними! Пусть расстреляют. Всё равно жизнь кончена, а я сделаю то, что требовало от меня моё достоинство». На меня поэтому не действовало ни приглашение в старую Чеку, правда, кончившееся ничем, ни угрозы при Зиновьеве в здешней «Правде» по поводу одного моего публичного чтения: «Можно ведь и ушибить»...

Мы жили и живём под неослабевающим режимом террора и насилия.... Я всего более вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий. А у нас это называется республиками. Как это понимать? Пусть, может быть, это временно. Но надо помнить, что человеку, происшедшему из зверя, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного достоинства. Не один же я так чувствую и думаю? Пощадите же родину и нас».

Глава Советского правительства Вячеслав Молотов в ответном письме грубо указывал учёному «его место»:

«Должен выразить Вам своё откровенное мнение о полной неубедительности и несостоятельности высказанных в Вашем письме политических положений. Можно только удивляться, что Вы берётесь делать категорические выводы в отношении принципиально-политических вопросов, научная основа которых Вам, как видно, совершенно неизвестна. Могу лишь добавить, что политические руководители СССР ни в коем случае не позволили бы себе проявить подобную ретивость в отношении вопросов физиологии, где Ваш научный авторитет бесспорен».

Когда 27 февраля 1936 г. учёного не стало, профессор медицины Дмитрий Плетнёв (позднее оклеветанный и расстрелянный) дал в некрологе совсем неожиданную для той эпохи характеристику Ивана Павлова:

«Он никогда, никогда, ни в молодости, ни в старости не лицемерил, не приспособлялся. Он глубоко презирал людей, которых историк эпохи Смутного времени охарактеризовал словами: "Телом и духом перегибательные"».

Мужество академика Павлова, учёного и гражданина, помогало другим представителям интеллигенции в трудное время сохранять чувство собственного достоинства и долга.